Мельник, Сын его и Осел

В создании искусств есть право старшинства:
На басню Греция имеет все права.
Но пусть на поле том колосьев сжато вволю
Осталось кое-что и сборщикам на долю.
Ведь область выдумки — пустынный край, и в нем
Открытья делает писатель с каждым днем,
Притом же для других — без всякого ущерба.
Вот случай, узнанный Раканом от Малерба.

Друзья, творенья чьи их ставят наравне
С самим Горацием, питомцы Аполлона,
И нас приведшие к поэзии на лоно,
Однажды как-то речь вели наедине,
Делясь заботами и думами. И другу
Ракан промолвил так: «Подайте мне совет,
Вы тем окажете большую мне услугу.
Вы изучили жизнь, для вас, на склоне лет,
В явлениях ее наверно тайны нет.

Что сделать мне с собой? Пора принять решенье.
Имущество мое, талант, происхожденье
Давно известны вам. Так что же изберу?
Уеду ль в замок свой? Явлюсь ли ко двору
Иль в армию вступлю — служить моей отчизне?
Свои приятности есть в жизни боевой,
Свои опасности — в семейной нашей жизни.
Один — я сделал бы немедля выбор свой,
Но выбираю я не для себя в угоду:
Хочу я угодить родне, двору, народу».

«Как? -вымолвил Малерб. — Всем угодить зараз?
Прошу вас выслушать сначала мой рассказ.
Я где-то прочитал, но где — не помню даже,
Что Мельник пожилой, а с ним его Сынок,
Так лет пятнадцати не больше паренек,
На ярмарку вели Осла их для продажи.
Заботясь, чтоб Осел, ведомый издали,
Не показался бы измученным с дороги,
Они веревкою ему связали ноги
И на себе его, как люстру, понесли.

Прохожий первый же в лицо чистосердечно
Расхохотался им: «Всех более, конечно,
Не тот из вас осел, который им слывет…
Вас прямо в балаган-подобную картину!»
Смутился Мельник тут, распутал он скотину,
Поставил на ноги. И что ж? Осел ревет,
И жалуется он на языке ослином.
Конечно, Мельник наш и ухом не ведет,
И к месту ярмарки путь продолжая с Сыном
Сажает мальчика на серого верхом.
Но вскоре три купца им встретились грехом,

И старший закричал: «Долой скорее, малый!
Не стыдно ли тебе? Старик в его года
Плетется, как слуга, разбитый и усталый».
«Что ж! Будь по-вашему, пожалуй, господа!»
Ответил Мельник им. Остановясь тогда,
Он влез на серого, а Сын пошел с ним рядом.
Но тут три девушки окинули их взглядом,
Промолвив: «Юноша чуть тащится пешком,
А старый на Осле уселся — бык быком,
Важней епископа он держится, бездельник!»
«Ступай своим путем, — сердито крикнул Мельник,
И нечего чесать напрасно языки!
Я стар и не гожусь поэтому в быки».

Последовал обмен подобных же приветствий.
Вину свою признав, и Сына на Осла
С собой сажает он; но этим новых бедствий
Не избежал бедняк. Толпа навстречу шла,
И люди молвили: «Да что они, в уме ли?
Возможно ли Ослу подобный груз нести?
Должно быть, старого слугу не пожалели!
Он под ударами издохнет на пути;
Продать на ярмарке они желают шкуру!»
«Ну, -Мельник вымолвил, -возможно только сдуру
Пытаться угодить, как я, на целый свет!
Но все же неужель такого средства нет?

Попробуем еще». На землю сходят оба,
Осел же налегке, как важная особа,
Пред ними шествует. Но зубоскал один
При встрече крикнул им: «Слуга иль господин
Кто должен уставать? Ужели нынче в моде
Чтоб вислоухие гуляли на свободе?
Вы вставьте-ка его скорей в оклад!
Что обувь-то жалеть? Эй, Николай, назад!

Поется в песенке, что видеться с Жанетой
Ты ездил на осле, простись же с модой этой.
Нигде не видел я подобных трех ослов!»
И Мельник отвечал: «Себя без лишних слов
Ослом я признаю; но люди как угодно
Пусть хвалят и бранят меня поочередно,
Молчат иль говорят, лишь собственный мой нрав
Намерен тешить я и действовать свободно».
Так он и поступил, и был, конечно, прав.
А вы, мой друг, — останьтесь, уходите,
Венере, королю иль Марсу вы служите
Иль заберитесь в глушь провинции родной,
Обзаведитесь вы аббатством иль женой;
Но толков никаким вам не избегнуть чудом,
И пищу вы всегда дадите пересудам.