Посвящаются Л.В. Ходскому, Н.И. Кауфману, К. Бальмонту
I. Л.В. Ходскому
Ты негодуешь справедливо,
Не приглашенный в Комитет!
Зато в Совете узришь живо,
Что эта роль тебе нейдет,
И, покраснев, уйдешь стыдливо
В давно желаемый буфет.II. Н.И. Кауфману
…Но в тумане улицы длинной
Негодующий Кауфман идет.
Студент с головою повинной
Пред ним в незнаньи встает.
Из школы шитья и кройки
Глядят насмешливо вниз,
И печальны, и слишком бойки,
Опершись на звонкий карниз.
И глядят, глядят в упоеньи,
Как студенты, под гнетом числ,
Растерявшись, в полном смятеньи
Потеряли последний смысл.III. К. Бальмонту
Он у окна съедал свои котлеты.
Взошла луна,
Когда съедал последние котлеты
Он у окна.
Он у стола, кончая караваи,
Тихонько ныл,
Когда кругом кричали попугаи
И ветер выл.
И смех его Грибовские хоромы
Не озарял,
И их гостям тоскующей истомы
Не прогонял.
Но из окна последние котлеты
Бросая вниз,
Он замарал тротуары и кареты
И весь карниз…
Ты негодуешь справедливо,
Не приглашенный в Комитет!
Зато в Совете узришь живо,
Что эта роль тебе нейдет,
И, покраснев, уйдешь стыдливо
В давно желаемый буфет.II. Н.И. Кауфману
…Но в тумане улицы длинной
Негодующий Кауфман идет.
Студент с головою повинной
Пред ним в незнаньи встает.
Из школы шитья и кройки
Глядят насмешливо вниз,
И печальны, и слишком бойки,
Опершись на звонкий карниз.
И глядят, глядят в упоеньи,
Как студенты, под гнетом числ,
Растерявшись, в полном смятеньи
Потеряли последний смысл.III. К. Бальмонту
Он у окна съедал свои котлеты.
Взошла луна,
Когда съедал последние котлеты
Он у окна.
Он у стола, кончая караваи,
Тихонько ныл,
Когда кругом кричали попугаи
И ветер выл.
И смех его Грибовские хоромы
Не озарял,
И их гостям тоскующей истомы
Не прогонял.
Но из окна последние котлеты
Бросая вниз,
Он замарал тротуары и кареты
И весь карниз…